Славянская мифология, или первый смысл

Часть 1

Любой народ, так или иначе заявивший о себе в истории, в какой-то момент начинает размышлять о том, откуда и как он появился на Земле? А вслед за этим приходит и необходимость поиска ответа на другие, но еще более значимые вопросы — зачем этот народ существует в мире? Ради какой цели, во имя какого смысла он живет? И оттого, какие будут найдены ответы на эти вопросы, зависит сама история и сама жизнь народа. Кто-то, веря в свою судьбу, отправляется в завоевательные походы. Другие видят свое предназначение в мирном труде. Третьи считают себя хранителями величайшей мудрости. Четвертые… Впрочем, перечисление может быть бесконечным, тем более что у одного и того же народа, в зависимости от исторических обстоятельств, жизненные целевые установки могли изменяться, да и не по одному разу.
читаем далее...

В нынешнее время стало модным превозносить славянское язычество, более того, возникли языческие общины, поклоняющиеся, якобы, древним, “исконным” славянским богам, а “священным языческим писанием” объявлена “Влесова книга”. В газетах мне часто приходится читать интервью с многочисленными “волхвами” и “берегинями”. На самом деле, современные языческие культы не имеют никакого отношения к исторической действительности — все это собственные изобретения новоявленных “волхвов”, начитавшихся научных и околонаучных книжек.

Горячий (именно горячий, даже жгучий!) интерес к славянской мифологии, поразивший сегодняшнюю читательскую публику, далеко неслучаен. Он обусловлен многими причинами, но, главная, думается, одна — ныне, в начале ХХI века, мы, русские люди, как и наши предки тысячу лет назад, на исходе века Х-го, совершаем новый выбор веры. Выходя из атеистического, даже языческого, по сути своей, миросозерцания, подверженные многообразным идейным и религиозным влияниям извне, мы ищем духовную основу настоящей и будущей России.

И, вполне естественно, что кто-то видит эту основу в той изначальной, древнейшей славянской мифологии, которая образовывала духовную жизнь славянских народов на протяжение многих и многих столетий до времени принятия Святого Крещения. Образно говоря, Перуновы стрелы продолжают разить в цель.

Сегодня появляется множество книг, посвященных славянской мифологии. К сожалению, немалая часть этих книг написана неспециалистами. Но именно в этих книгах, как кажется их авторам, раскрываются все тайны древнеславянской языческой религии. И, опять же, к сожалению, подобная уверенность не имеет никакого подтверждения в существующих и известных сегодня источниках.

А что же наука? Разве она не виновата в подобном положение вещей? Виновата, и этого нельзя отрицать. Ведь наука не использует еще свои возможности в полную силу. Разделенная по отраслевому принципу, наука никак не может собрать в единую картину множество разноликих данных — археолог не владеет всей совокупностью письменных источников, лингвист не знает археологии, историк слаб в этнографии, этнограф — в исторической лингвистике и т.д. и т.п. А свято место пусто ведь не бывает.

СЛАВЯНСКАЯ МИФОЛОГИЯ, ИЛИ ПЕРВЫЙ СМЫСЛ

Мифология — это одна первых форм сознания, которое выражало отношение народов к миру. Миф (от древнегреческого — mythos) в переводе с древнегреческого означает “слово”, “предание”, а мифология — это собрание преданий. Каждый народ прошел ту ступень своего развития, когда мифологическое сознание было одной из главных форм сознания вообще. В этом смысле мифы стали своего рода первыми ответами на вечные вопросы о происхождении мира и человека.

Наиболее известной и наиболее изученной сегодня является древнегреческая мифология — первая в Европе развитая система мифологического знания. Довольно развитыми были мифологические системы и у других европейских народов — у кельтов, германцев. Но характерно, что мифологические предания дольше всего хранились у народов, где преобладала кровнородственная община. Так, скандинавские саги хранили память о событиях, происходивших на протяжении 40 поколений! Если, в среднем, на один век (100 лет) приходится три поколения, то получается, что глубина исторической памяти в данном случае достигает тринадцати с лишним веков! И у скандинавов сохранялась память (пусть и мифологизированная) об именах предков, которые жили в столь седые времена.

Со временем, на основе мифологии формировались и религиозные представления народов. Чаще всего первые религии были политеистическими, т.е. народы поклонялись не одному, а многим богам. В русской традиции политеистические религии принято называть языческими (или язычеством). Естественно, что сами древние народы не называли свои верования языческими. Этот термин появился уже в христианском богословии для обозначения всех дохристианских и нехристианских политеистических культов. Сам термин “язычество” имеет славянское происхождение — от древнеславянского слова “язык”, т.е. “народ”. Иначе говоря, в непосредственном смысле, язычество это древнейшая традиционная религия. Интересно, что в католической традиции для обозначения до- и нехристианских политеистических религий используется латинский термин “paganus”. Этот термин тоже позднее вошел в русский язык — в дословном переводе (“поганый”) и в том же значении (“погаными” на Руси называли язычников).

Язычество охватывало всю сферу духовной культуры и значительную часть материальной культуры древних народов, но прежде всего — отношения людей с природой, поскольку для древнего человека именно проблема взаимоотношений с природой была главной. Поэтому основным свойством язычества можно считать обожение природы, когда божествами признавались различные природные объекты — солнце, луна, звезды, воздух, огонь, вода, животные, растения, камни и т.д. Нередко религиозные (языческие) и мифологические предания смешивались и тогда или мифологические предки объявлялись богами (например, Один у скандинавов), или же языческие боги считались историческими предками того или иного народа.

Изучение славянской мифологии — дело сложное и кропотливое. Больше того, когда мы ищем истину в глубине тысячелетий, этот поиск становится вообще крайне затруднительным. И, прежде всего потому, что мифология славян известна нам лишь фрагментарно. Например, в нашем распоряжении почти совершенно нет свидетельств о древнейшей славянской религии и мифологии в период до VI века нашей эры. Крайне мало сохранилось свидетельств, относящихся и к периоду с VI по XI вв. Кроме того, в подавляющем большинстве случаев славянская мифология изучается как единое явление, выражающее духовные свойства и потребности одного народа, а именно славян. А ведь, как уже говорилось, славяне изначально складывались как полиэтническое образование. Значит, и многие явления в мифологии, считающейся сегодня славянской, имели разные этнические корни, выражали религиозно-мифологические воззрения разных народов. Вообще, проблема этнических истоков славянской мифологии исследована недостаточно. А это очень плодотворная тема — ведь определение этнического происхождения культов разных языческих божеств помогает не только лучше понять историю развития славянских народов, но и более глубоко проникнуть в суть древнего славянского сознания.

***

Мифологическое сознание любого народа непосредственно связано с его этническими характеристиками — хозяйственными занятиями, общественным устройством, обычаями, языком. Язычество древних славян — это религиозно-мифологические представления оседлых земледельческих племен, живущих территориальными (соседскими) общинами. По сути дела, в славянском язычестве в мифологизированном виде отражался весь жизненный цикл крестьянина-общинника: цикл сельскохозяйственных работ, домашний быт, свадьбы, похороны и т.д. Поиск гармоничного существования в природе и с природой — вот один из важнейших смыслов славянского язычества.

Славянские божества напрямую связаны с природными объектами, которые находились в сфере жизненной и производительной деятельности славян — землей, лесом, водой, небом, солнцем. При этом славяне не были ни солнцепоклонниками, ни огнепоклонниками, как многие другие народы. Скорее объектом поклонения становились производящие силы природы — дождь, ветер, солнечный свет, гром, молния и т.д., то есть все то, что непосредственным образом влияет на появление урожая.

Не случайно, например, что лето считалось важнейшим элементом годового цикла, ибо именно летом производящие силы природы набирают наибольшую мощь. Кстати, мифологизированное восприятие лета, как главной части года, отразилось и в том, что исчисление годов мы до сих пор называем летосчислением. Зима же связывалась с периодом засыпания, а то и временного умирания природы. И эта оппозиция — лето-зима — представляла собой главное деление года на два периода (весна в этом случае — предлетие, осень — предзимье), Кстати, сами названия “лето” и “зима” одинаковые во всех славянских языках. И вообще в славянском мировосприятии все доброе и хорошее связано со светом, теплом, а злое и страшное — с темнотой, холодом.

Славянский год делился на 12 месяцев, а вот неделя у славян составляла пять дней. До сих пор в обозначении дней недели у нас сохранилась именно эта традиция, восходящая к глубочайшей древности. Само слово “неделя” восходит к славянскому названию пятого дня, во время которого ничего “не делали”. Первый день — “понедельник”, т.е. следующий после “недели”, затем второй день — “вторник”, “среда” — срединный день пятидневки, четвертый день — “четверг”, пятый — “пятница”, он же “неделя”. Иудейская “суббота” (“шаббат”) и христианское “воскресенье” были привнесены в традиционный славянский календарь уже после принятия христианства. Еще в языческой древности “пятница” была славянами обожествлена, и сложился культ Пятницы. Особо почиталось 12 пятниц в году, с которых начинался каждый месяц. Этот дохристианский славянский культ держался долго, а “Пятница” воспевалась в притчах в течение многих веков. Сохранился этот культ и в христианские времена, выразившись в почитании христианской святой Параскевы-Пятницы.

Отличие славянской мифологии от древнегреческой или какой-либо другой вызвано и особенностями исторического развития славян — славянский этнос изначально, еще со времени археологической культуры колоколовидных кубков, складывался на основе взаимоассимиляции различных племен и народов. Позднее, когда у славян возобладала территориальная община, процесс ассимиляции иных этносов славянами только расширился и углубился. В культурном плане это приводило к различным последствиям.

Укорененное общинное житие стало основой славянского, а позднее и русского коллективистского (общинного) миросозерцания. Многовековое существование общины определило содержание социальных идеалов и принципов общежития славян — равенство, выборность снизу вверх органов управления, отрицательное отношение к иерархическому соподчинению сверху вниз. Именно территориальная община обычно открыта для приема выходцев из иных народов на положении свободных и равных. Кровнородственная — не допускала равенства и внутри семьи, а выходцы из иных родов могли попасть в нее в качестве неполноправных (как было в древнегреческих полисах).

И что характерно — этническое самосознание славян, по той же причине, изначально было ослаблено на фоне племен с кровнородственной общиной. Недаром, еще в языческие времена главной составляющим славянской мифологии становится образ Земли. С землей связаны важнейшие религиозные культы и обряды. Земля в славянском религиозно-мифологическом мировосприятии оказывается не только производящей силой природы (“кормилица”), но и родоначальницей, матерью всего живого (“Мать-сыра земля”). Ослабленное этническое самосознание славян, их полиэтничность, определили и тот факт, что идеи самостоятельности и независимости у славян всегда были связаны не с идеей племени или рода, а с идеей “родной земли”, как места жительства многих народов, объединенных славянским компонентом. Давно, например, замечено, что в памятниках древнерусской литературы говорится, прежде всего, о Русской Земле и крайне редко о русском народе.

Славянская территориальная община породила исключительную жизнеспособность славянских народов в древности. И эта поразительная жизнеспособность определила своеобразие славянского, а позднее уже и собственно русского мировоззрения — гораздо более оптимистического, чем на Западе и на Востоке; гораздо более восприимчивого к влияниям и в то же время способного переделать любое влияние на свой, оригинальный, славяно-русский лад.

Само древнее славянское мировоззрение отличалось от мировоззрения окружающих его племен. Так, еще в VI в. византийский историк Прокопий Кессарийский записал, что славяне “судьбы не знают”. Славяне не знали понимания судьбы, как “фатума” — рока, неизбежности. Такое “фатальное” отношение к судьбе было характерно для древних греков и римлян, для германцев, а также для ругов-русов и варягов-руси. Отношение к судьбе, как к “фатуму”, порождало у этих народов неистребимую веру в предопределенность, в то, что никакие действия человека не могут изменить фатальной неизбежности, предначертанной свыше.

Славяне же воспринимали судьбу в большей степени, как “фортуну”. Судьба-фортуна — открыта, результаты ее неизвестны. Не только судьба управляет человеком, но и человек судьбой. Действительно, есть много примеров, когда в славянской среде шли наперекор судьбе, т.е. прочитанные во время гаданий знаки предопределенности не отменяли право выбора (здесь можно вспомнить знаменитое русское “авось!”). Поэтому есть все основания полагать, что идея предопределенности не представляла в славянском мировосприятии глобальной неотвратимой силы, как это было у других народов. А присутствующие в древнерусском сознании элементы фаталистического мировосприятия, скорее всего, имеют отношение к варяго-русской, изначально неславянской среде.

Уже говорилось, что славяне довольно спокойно относились к заимствованию чужих культурных традиций, которые, если они вписывались в систему славянского бытия, скоро и сами становились славянскими. Но из-за того что происходило постоянное взаимовлияние славянских и неславянских элементов, иногда очень трудно увидеть собственно славянское начало тех или иных религиозно-мифологических представлений. Так, преобладание территориальной общины у славян предполагало отсутствие глубоких этногенетических преданий, характерных для народов с кровнородственной общиной. А если таковые предания появлялись, то сразу возникал вопрос — откуда они взялись у славян, кто, какой этнос привнес свои предания в славянскую память?

И здесь надо обязательно учитывать один важнейший факт. Уже в VI в., когда славяне населяли огромные территории Восточной Европы, в разных регионах они контактировали с различными соседними племенами и, следовательно, испытывали разные влияния. Поэтому, думается, к VIII — IX вв. вряд ли можно говорить о существовании единой славянской мифологии — она была различна у прибалтийских, восточных и южных славян. В свою очередь, отсутствие единой славянской мифологии предполагает и отсутствие какой-либо общей и строгой мифологической системы.

Славянская мифология не была подробно разработана и структурирована, как, допустим, древнегреческая. Славяне не имели строго регламентированной, иерархической структуры общества, как это было у народов с кровнородственной общиной (древние греки, германцы), поэтому и славянские религиозно-мифологические культы были значительно проще, нежели у племен с кровнородственной общиной. Например, славянские божества практически не состояли в кровном родстве (за исключением Даждьбога, которого иногда называли сыном Сварога) и не вступали между собой во враждебные отношения в борьбе за власть, как это было характерно для богов древних греков. Возможно, что в этих достаточно мирных отношениях между богами отразились взаимоотношения различных славянских общин между собой и с другими народами. Да и сами славянские боги совсем не воинственны и не кровожадны (за исключением Перуна в Киеве, который, возможно, изначально и не был славянским богом).

О том, что славяне поклонялись разным богам свидетельствуют и письменные источники. Известный византийский историк VI века Прокопий Кессарийский дает описания верований славян, но по существу перед нами описание верований совершенно разных народов. “Они считают, — говорит он в одном месте, — что только один бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды”. А затем отмечается, что “они почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания”. Следовательно, уже VI веке под именем “славян” жили народы разных этнокультурных традиций — одни поклонялись некому единому “богу, творцу молний”, другие сохраняли какие-то древние политеистические культы.

В XII веке (спустя 600 лет!) католический священник Гельмольд повторяет слова Прокопия Кессарийского если и не слово в слово, то очень близко по сути. Только если византийский историк описывал верования южных славян, то Гельмольд — языческие культы славян прибалтийских: “У славян имеется много разных видов идолопоклонства. Ибо не все они придерживаются одних и тех же языческих обычаев. Одни прикрывают невообразимые изваяния своих идолов храмами, как, например, идол в Плуне, имя которого Подага; у других божества населяют рощи, как Прове, бог Альденбургской земли, — они не имеют никаких идолов. Многих богов они вырезают с двумя, тремя и больше головами. Среди многообразных божеств, которым они посвящают поля, леса, горести и радости, они признают и единого бога, господствующего над другими в небесах, признают, что он всемогущий, заботится лишь о делах небесных, другие боги, повинуясь ему, выполняют возложенные на них обязанности, и что они от крови его происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов”.

В изложении Гельмольда примечательно упоминание священных дубовых рощ бога Прове или Проне — многие исследователи видят в этом боге более известного нам Перуна, символом которого тоже был дуб. Но главное, перед нами снова та же картина — под именем славян в Прибалтике жили народы разных этносов, продолжающие поклоняться своим традиционным богам.

И когда мы осознаем этот факт, то становится понятным и глубинный смысл всей славянской мифологии — она была призвана гармонизировать не только отношения людей с природой, но и отношения между различными народами. Славянская мифология, отражавшая глубинные духовные, нравственные и социальные качества самих славян должна была обеспечить мирное сосуществование различных этносов в рамках одного социума, в пределах одной социальной организации. Освящение мира, освящения лада жизни — вот цель, вот смысл славянского язычества.

И на протяжение многих веков традиционные славянские языческие верования довольно успешно справлялись с этой задачей. Иначе, наверное, славянские племена не смогли бы столь быстро и столь же мирно освоить огромные европейские пространства. Но язычество исполняло свое предназначение на догосударственной стадии развития славян. Как только возникала необходимость создания государства — ситуация сразу же менялась. Ведь образование государства всегда связано не только с возвышением определенных социальных слоев, но и одних этносов над другими. И став господствующим слоем в обществе, эти этносы начинали возвышать и своих богов, которым они поклонялись. Вот тогда и возникали проблемы, ибо другие этносы вряд ли могли согласиться с подобным положением.

Возвышение некоторых божеств на государственной стадии развития можно проследить на примере балтийских славян. Известно, что у балтийских славян было несколько религиозных центров — храм бога Сварожича-Радегаста в г. Ретре, храм трехглавого бога Триглава у жителей польского Щецина. Один из таких языческих центров — храм Свентовита-Святовита, который располагался на острове Рюген у славянизированных ругов-русов в их столице городе Арконе — подробно описал уже известный нам Саксон Грамматик, живший на рубеже XI — XII вв.:

“Посреди площади лежит открытая площадь, на которой возвышается деревянный храм, прекрасной работы, но почтенный не столько по великолепию зодчества, сколько по величию бога, которому здесь воздвигнут был кумир. Вся внешняя сторона здания блистала искусно сделанными барельефами различных фигур, но безобразно и грубо раскрашенными… В самом храме стоял большой, превосходящий рост человеческий, кумир, с четырьмя головами, на стольких же шеях, из которых две выходили из груди и две к хребту, но так, что из обеих передних и обеих задних голов одна смотрела направо, а другая налево. Волосы и борода были пострижены коротко, и в этом, казалось, художник сообразовывался с обыкновением руян. В правой руке кумир держал рог из различных металлов, который каждый год обыкновенно наполняли вином из рук жреца для гадания о плодородии следующего года; левая рука, которой кумир опирался на бок, уподоблялась луку… Ноги стояли наравне с землею, их фундамент сделан был под полом. В небольшом отдалении видны были узда и седло кумира с другими принадлежностями. Рассматривающего более всего поражал меч огромной величины, ножны и черен которого, помимо красивых резных форм, отличались серебряною отделкой… Для содержания кумира каждый житель острова обоих полов вносил монету. Ему также отдавали третью часть добычи и хищений, веря, что его защита дарует успех. Кроме того, в его распоряжении были триста лошадей и столько же всадников, которые все, добываемое ими насилием или хитростью, вручали верховному жрецу… Можно было видеть и множество общественных и частных даров,.. потому что этому кумиру давала дань вся Славянская земля… Этот бог имел также храмы в очень многих других местах, управляемые жрецами меньшей важности. Кроме того, при нем был конь, совершенно белый… Только верховный жрец мог его кормить и на нем ездить… Верили, что на этом коне Святовит ведет войну против врагов своего святилища… Святовита символизировали разные знаки, в частности, резные орлы и знамена, главное из которых называлось Станица. Оно было отлично по величине и цвету и почитаемо народом руянским почти столько, сколько величие всех богов… И власть этого небольшого куска полотна была сильнее власти княжеской”.

Из этого довольно подробного сообщения видно, что благодаря ругам-русам (“руянам” у Саксона Грамматика) у каких-то прибалтийских славян уже сложился культ верховного божества четырехголового Свентовита-Святовита. Сама эта “четырехголовость” явно имеет неславянские истоки, возможно, кельтские. Кроме того, особое почитание коня, уздечки и седла свидетельствует о степных корнях самого культа Свентовита-Святовита. Возможно, прибалтийские славяне ассимилировали какие-то местные племена, которые в давнем своем прошлом были кочевыми народами, и у которых культ коня играл первостепенную роль. Скорее всего, это и были руги-русы, пришедшие к балтийскому побережью из южных районов Европы. Но имя бога — славянское! Саксон Грамматик свидетельствует и о том, что на острове Рюген уже существовала жреческая корпорация, вполне влиятельная и сильная, способная по своему влиянию превосходить княжескую власть. Об этом говорит и особое почитание знамени Свентовита-Святовита, а, кроме того, в другом месте Саксон Грамматик пишет: “Жреца они почитают больше, чем короля”.

Описания религии прибалтийских славян у Гельмольда, Саксона Грамматика и других авторов относятся к концу XI — началу XII вв. Эти описания показывают, что к XI — XII вв. у прибалтийских славян языческая мифология была уже более структурирована, иерархична и внутренне организована, нежели у других славянских племен. Связано это с двумя основными причинами. Первая — влияние на славянскую мифологию религий народов с кровнородственной общиной, которые были ассимилированы славянами в Прибалтике. Вторая — прибалтийские славяне именно в этот период жестко противостояли насильственной католической христианизации, в которой они видели только форму социального и этнического угнетения. Поэтому прибалтийские славяне активно развивают принципы собственной религии, ищут в ней возможности для обеспечения собственной независимости. Экспансии католической церкви и германских народов прибалтийские славяне противостояли почти четыре века. Но немецкие священники и “рыцари-просветители” физически уничтожили огромный мир прибалтийских славян, чтобы установить в их землях свое религиозное, политическое и экономическое господство.

***

В землях восточных славян, живших на территории будущей Киевской Руси, история с развитием языческих религиозных верований разворачивалась иначе. Известно, что русы из “рода русского” поклонялись, прежде всего, Перуну, а также Велесу (Волосу) — их именами они клялись, подтверждая договоры с греками. “Клялись оружием своим и Перуном, их богом, и Волосом, богом богатства…” — сообщает “Повесть временных лет”. Видимо, именем Перуна и оружием клялись князья и дружинники, а именем Велеса (Волоса), “богом богатства” — купцы. При Игоре в Киеве на некоем холме стоял и идол Перуна: “Призвал Игорь послов и пришел на холм, где стоял Перун. И сложили оружие свое, и щиты, и золото, и присягали Игорь и люди его, — сколько было язычников среди русских”. Культ Перуна наиболее ярко выражен и в “Пантеоне Владимира”, когда в 979 — 980 гг. по велению киевского князя Владимира Святославича различных богов славян собрали в одном месте, и было устроено капище, в центре которого располагался Перун, объявленный главным богом. Вокруг Перуна размещались идолы других богов — Стрибог, Даждьбог, Мокошь, Симаргл, и Хорс. Кроме того, идол Перуна был установлен в Новгороде.

В 1975 г. киевские археологи обнаружили тот самый “Перунов холм”, который и был языческим святилищем, устроенным Владимиром. Само капище располагалось в непосредственной близости от княжеского теремного дворца на крутом, высоком холме. В плане капище представляло собой прямоугольник. С севера, юга и востока имелись шесть округленных симметричных выступов — “лепестков”, представляющих собой остатки постаментов шести богов. Два больших достигали в диаметре 2 метров, четыре меньших — 1 метра. Примерно в метре к югу от святилища был обнаружен “зольник” — чашеобразное углубление диаметром около 3 метров, заполненное слоями угля, пепла и пережженной глины. Видимо, здесь находилось огромное кострище, на котором приносились жертвы богам. Найденные в золе кости свидетельствуют о том, что в жертву приносили главным образом быков, а также свиней, птиц и рыб. После жертвоприношений часть туши животного съедалась на ритуальных пиршествах. В жертвеннике был найден и боевой топорик — символ Перуна — которым, видимо, убивали животных.

Смысл языческой религиозной реформы Владимира вроде бы ясен — оказавшись во главе государства, он попытался создать единую систему языческих верований и единую иерархию богов, отвечавшую государственным интересам. Видимо, сама языческая религиозная реформа была направлена против усилившейся в Киеве христианской общины, и в этом отношении Владимир следовал заветам своего отца Святослава, который оставался убежденным язычником. Это подтвердили и археологические исследования “Перунова холма”. Выяснилось, что для основания языческих идолов использовали обломки плинфы (древнерусского кирпича) и шифера. Встречается и штукатурка со следами фресковой живописи, похожей на ту, какая применялась для украшения христианских церквей. Скорее всего, это были какие-то остатки разрушенного христианского храма, причем разрушенного намеренно — либо Святославом, либо Владимиром. Следовательно, после смерти Ольги в Киеве начались гонения против христиан. Впрочем, христианская община вновь усилилась при Ярополке, а христиане поддерживали этого князя. Поэтому, вполне возможно, что киевский храм разрушил именно Владимир, победивший брата и видевший в христианах своих врагов. В таком случае, использование обломков христианской церкви для создания языческого святилища имело глубокий символический смысл. В начале своего правления Владимир рассматривал христианство как однозначно враждебную религию. По сути дела, Владимир целенаправленно противопоставлял христианству организованный языческий культ, который и должен был стать государственной религией Киевской Руси.

Идейные и организационные истоки самой реформы Владимира, наверное, следует искать в землях прибалтийских славян — только в Южной Прибалтике у славян были более или менее систематизированные языческие культы и только оттуда Владимир мог вынести саму идею создания “Пантеона” богов. И неслучайно, что события 983 г., когда в Киеве были принесены первые человеческие жертвы и погибли два варяга-христианина, оказались напрямую связаны с восстанием прибалтийских славян против насильственной христианизации.

Принципы создания “Пантеона” и выбор богов, включенных в него, неясны. Но удивляет отсутствие в нем бога Велеса (Волоса), который, как уже отмечалось, присутствует в договорах с греками Олега Вещего и Святослава. Более того, известно, что киевляне продолжали поклоняться Велесу и ему был воздвигнут идол на киевском Подоле, отдельно от “Пантеона Владимира”. Этот факт свидетельствует о существовании в Киеве религиозных противоречий не только между христианами и язычниками, но и между самими язычниками. И этот же факт позволяют нам несколько приоткрыть завесу над тайной владимирского “Пантеона”, ибо религиозные противоречия между язычниками могли носить только этнический характер.

Уже давно было обращено внимание на то, что происхождение имен богов владимирского “Пантеона” имеет разные этнические корни. Так, имена Стрибога, Даждьбога, Хорса, Симаргла происходят из индо-иранских языков. Само слово “бог” имеет индо-иранское происхождение. Следовательно, названные языческие боги, скорее всего, изначально не были славянскими. А это, в свою очередь, означает, что славяне в Приднепровье когда-то жили рядом с ираноязычными народами, ассимилировали их, а иранские культы стали частью общей славянской мифологии, причем, достаточно поздно. Вполне возможно, что эти “иранские” боги как-то связаны с духовным наследием русов из Русского каганата.

Собственно восточнославянское имя в “Пантеоне Владимира” носит только богиня Мокошь. В других источниках называются и иные боги, носящие явно славянские имена — Сварог, Лада, Род, тот же Велес (Волос). Имена этих богов имеют древнейшие индоевропейские корни и находят аналоги в индийской мифологии. Кстати, высшим небесным божеством славян, например, А.Г. Кузьмин считает Сварога. А Велес — это “скотий бог” (от кельтского “скотт”, “скутти” — деньги), покровитель торговли и даже поэзии. Но эти славянские боги в “Пантеон Владимира” включены также не были.

Сложнее определить этнические корни культа Перуна. По мнению А.Г. Кузьмина, Перун не был ни общеславянским, ни даже вообще славянским богом. Истоки культа Перуна усматриваются в мифологии прибалтийских ругов-русов (иллиро-венетов). Перун и стал славянским богом именно в тех местах, где славяне сначала близко контактировали с ругами-русами, а затем и ассимилировали их — у прибалтийских славян (культ Прове-Проне), у славян Подунавья и у восточных славян (в Новгороде и Киеве). Видимо, не случайно Перун под именем Перкунаса вошел в мифологию балтов.

Но даже в этом случае в Киеве Перун оставался богом князя и его военной дружины, так и не получив общеславянского значения. Возможно, это связано с тем, что руги-русы становились правящими родами у славян, сохраняя собственную мифологию, а исконно славянское население продолжало поклоняться своим традиционным божествам. И недаром культ Перуна, установленный Владимиром в Киеве, так и не смог укрепиться. А вот в Новгороде, жители которого вели родословную от рода варягов-руси и долгое время поддерживали связи с “варяжским” побережьем Балтийского моря, культ Перуна сохранялся долго, и изживался с трудом.

Поэтому, вполне возможно, что в “Пантеоне Владимира” представлены не просто боги-покровители разных “профессиональных культов”, а божества разных племен, населявших Киевскую Русь. И создавая “Пантеон”, Владимир попытался примирить разноплеменных подданных, поставив во главе своего, варяго-русского, княжеского бога Перуна. Недаром число богов “Пантеона” — шесть, — совпадает с числом племен, которые названы в летописи — поляне, древляне, северяне, дреговичи, кривичи полоцкие и словене новгородские. Хотя, скорее всего, чисто племенная связь с божествами к этому времени была уже утрачена, и все они получили какое-то функциональное значение.

Изучение этнического происхождения культов восточнославянских языческих богов дает еще один очень важный результат — среди них нет ни одного германского или скандинавского бога. Одного этого факта достаточно для того, чтобы опровергнуть так называемую норманнскую теорию происхождения Русского государства — пришедшие к восточным славянам варяги-русь поклонялись Перуну, а не скандинавским Одину или Тору.

Религиозная реформа, проведенная Владимиром в начале своего правления в Киеве, свидетельствует и еще об одном очень важном факте — до того времени в Киевской Руси не было структурированной и общепризнанной иерархии богов. Владимир ввел эту иерархию собственным решением, так сказать, “сверху вниз”. Но еще более важно то, что искусственно созданная иерархия богов в Киевской Руси не прижилась! Следовательно, она не была воспринята киевлянами и другими приднепровскими славянскими племенами как необходимость, как единая религиозная система — они сохраняли верность собственным богам, несмотря на решения киевского князя. Даже в Киеве, как уже говорилось, жители продолжали поклоняться Велесу, не включенному в “Пантеон”. И не случайно, что в скором времени Владимир разрушает им самим устроенное языческое капище, “свергает” Перуна, а в Киевской Руси вводится христианство. Разноэтничное по своим корням славянское язычество оказалось неспособным исполнять функцию единой государственной религии.

Но сама языческая мифология, на уровне преданий и суеверий, продолжала жить и во времена христианства. А в первые века после Крещения Руси очень многие славянские племена сохраняли приверженность своим традиционным верованиям.

О долгом существовании различных традиционных языческих культов у восточнославянских племен свидетельствует и знаменитое “Слово о полку Игореве”, написанное через 200 лет после принятия христианства. Вообще, картина языческого пантеона, воссозданная в “Слове о полку Игореве” — уникальное явление в древнерусской письменности. Автор “Слова” не знает Перуна, хотя тот считался именно воинским, княжеским богом. Не знает он и Сварога — одного из главных славянских языческих богов, как не знает и древнеславянскую богиню Мокошь. В целом же, из языческого “Пантеона Владимира” в “Слове” упомянуты лишь три бога — Хорс, Стрибог и Даждьбог, т.е. боги южных районов Киевской Руси.

Зато главным богом выступает Троян — именно этот бог соотносится с понятиями времени (“века Трояна”) и пространства (“земля Трояна”). При этом “века Трояна” имеют и конкретное значение — именно от Трояна автор “Слова” отсчитывает историческое время (полоцкий князь Всеслав, живший в XI столетии, живет “на седьмом веку Трояна”). Конкретизируется и понятие “земля Трояна” — именно как “Русская Земля”. Интересно, что в древнерусских письменных памятниках, кроме “Слова”, имя Трояна упоминается в апокрифе “Хождение Богородицы по мукам”, наряду с Хорсом, Перуном и Велесом. Но в памятнике XVI в. “Слова и откровения святых апостолов” Перун, Хорс и Троян названы славянскими прародителями — “человеци были суть старейшины”.

Родоначальником же русского народа в “Слове о полку Игореве” выступает Даждьбог, внуками которого названы русские люди. Это тоже уникальное свидетельство, не имеющее параллели в других источниках.

Уникальность языческого пантеона “Слова” непосредственно связана с оригинальной историко-мифологической картиной. Так, при многих исторических параллелях, автор “Слова” явно не знает сюжетов, связанных с призванием варягов, как не знает и имени варяжского князя Рюрика. Но он помнит древнего князя Буса, жившего в IV в. и воевавшего тогда в Причерноморье с готами. Автор “Слова” вообще практически не знает северных и северо-западных историко-мифологических сюжетов, зафиксированных “Повестью временных лет”. Зато в “Слове” широко представлены исторические сюжеты и аналогии, связанные с Крымом, Причерноморьем и Подунавьем. Так, именно отвоевывать Тмутаракань у половцев отправляется князь Игорь, готские девы в Крыму вспоминают “время Бусово”, плач Ярославны долетает до Дуная и именно там находит ответ, а когда Игорь возвращается из плена домой, некие “девицы” радостно поют на Дунае и их пение долетает до Киева. Кстати и слова Святослава Киевского слышат на Западе и на Юге Европы — немцы, венецианцы, греки и моравы.

Больше того, по мнению некоторых исследователей под образом Трояна следует понимать не языческого бога, а римского императора Траяна (98 — 117 гг.), совершавшего походы в Подунавье и оставившего по себе память у подунайских славян и русов-ругов. Если это так, то в “Слове о полку Игореве” можно видеть отголоски сохраняющейся в южных пределах Древней Руси историко-мифологических преданий о дунайской прародине славян и руси, о контактах с римлянами, о Причерноморской Руси, о войнах руси с готами в IV в. Иначе говоря, можно предположить, что “Слово” представляет нам совершенно оригинальную версию происхождения русского народа. Можно также предположить, что “Слово” было не единственным памятником, представляющим эту версию — за “Словом”, вполне возможна, стояла целая традиция, письменная или устная. И если мы сегодня не имеем подлинника “Слова”, то, вполне вероятно погибла и письменная традиция указанной версии происхождения Руси, уходящая корнями к истории Тмутараканской Руси и, возможно, еще глубже — к Руси Причерноморской (индоарийской?).

Если же говорить о взаимоотношениях христианства и дохристианской славянской мифологии, то необходимо признать, что последняя сыграла немаловажную роль в развитии раннего древнерусского христианства. В это время язычество, с одной стороны, уступает место новой религии, а с другой стороны, продолжает сосуществовать с христианством. Наступает период “двоеверия” (сам этот термин появляется в древнерусских памятниках уже в XII — XIII вв).

Например, многие элементы древнеславянской мифологии вошли в христианские обряды и в церковный календарь. Так, промежуток между Рождеством и Крещением заняли дохристианские святки, за которыми следует масленица, которая стала преддверием Великого (предпасхального) поста. В христианскую Пасху вплелись языческие поминальные обряды, а также древнеславянский культ хлеба. В Троицу — культ березы и другие элементы древнеславянского праздника семика. Преображение Господне стали отмечать, как праздник сбора плодов — Яблочный Спас. Не случаен и тот факт, что языческое влияние прослеживается в орнаментах памятников древнерусского храмового строительства (солярные, “солнечные” знаки, белокаменная резьба).

Языческие обряды и верования очень долгое время сохранялись в быту древнерусских людей, причем как в гуще сельского и городского населения, так и в княжеско-боярской среде — различного рода гадания, празднества, погребальная обрядность. Кроме того, языческая архаика прослеживается в памятниках литературного и устного творчества, особенно в эпосе (былинах, песнях и т.д.). Внецерковные обряды проводов умерших князей продолжали бытовать до XIII в. — их хоронили по языческому обычаю “на санях седя”. До XIII в. сохранялся и обычай именования русских князей двумя именами: языческим именем-титулом и христианским, данным при крещении. Так, Владимир Святославич при крещении получил имя Василия, Ярослав Владимирович — имя Георгия. Впрочем, уже в XI в. некоторые христианские имена слились с княжескими, а особенно популярным стало имя святого Георгия — Гюрга или Юрий в русском именослове.

В целом же, на уровне бытовых суеверий, язычество сохранялось постоянно, оставаясь средством мифологического освоения человеком природы. Так, еще в XVI в. во время исповеди сельские священники задавали женщинам вопрос: “Не ходила ли еси к Мокоши?”. Стоглавый Собор в 1551 г. отмечал распространенность языческих культов, а упоминания о поклонениях Роду и рожаницам встречаются и в XVII в.

Языческая славянская мифология выражала все основные особенности духовного, этнокультурного, общественного и хозяйственного бытия древних славян. Более того, уже в Древней Руси развитие духовной культуры и религиозно-философской мысли происходило не только в русле христианской веры, но и под влиянием традиционного, в том числе, и языческого славянского мировосприятия.

Сергей Перевезенцев, доктор исторических наук